Форум » Сказки по кругу и другие "игры" » Чайная церемония » Ответить
Чайная церемония
Кит: Вот, вспомнилось некогда популярное у нас развлечение… Типа, народ садиться в кружок и, степенно прихлебывая зеленый чай, демонстрирует причастность к высокой поэзии… ;) Первый читает строфу из любого стихотворения (можно целиком, если короткое), второй – то, что пришло в голову по ассоциации с первым, и т.д. по кругу. Получается такой как бы разговор в стихах… Чай там, в общем, не главное, так что можно попробовать и по сети. Может, чего получится! :)) А поскольку напомнил мне об этом Ipse со своим «Шестым чувством», то эту цитату и предлагаю в качестве стартовой: «Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Еще не появившиеся крылья...»
Ольга Афраймович: Все снежком январским припорошено, Стали ночи долгие лютей... Только потому, что так положено, Я прошу прощенья у людей. Воробьи попрятались в скворешники, Улетели за море скворцы... Грешного меня - простите, грешники, Подлого - простите, подлецы! Вот горит звезда моя субботняя, Равнодушна к лести и к хуле... Я надену чистое исподнее, Семь свечей расставлю на столе. Расшумятся к ночи дурни-лабухи - Ветра и поземки чертовня... Я усну, и мне приснятся запахи Мокрой шерсти, снега и огня. А потом из прошлого бездонного Выплывет озябший голосок - Это мне Арина Родионовна Скажет: «Нит гедайге, спи, сынок, Сгнило в вошебойке платье узника, Всем печалям подведен итог, А над Бабьим Яром - смех и музыка... Так что все в порядке, спи сынок. Спи, но в кулаке зажми оружие - Ветхую Давидову пращу!» ...Люди мне простят от равнодушия, Я им - равнодушным - не прощу! Александр Галич
Marstem: будет ли для кого новым, но.. НА ЖИЗНЬ ПОЭТОВ Поэты живут. И должны оставаться живыми. Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике. Поэты в миру оставляют великое имя, Затем, что у всех на уме – у них на языке. Но им всё трудней быть иконой в размере оклада. Там, где, судя по паспортам – все по местам. Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада, По чистым листам, где до времени – всё по устам. Поэт умывает слова, возводя их в приметы Подняв свои полные вёдра внимательных глаз. Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта. И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, ещё раз! Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан… Святая вода на пустом киселе неживой. Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада Пойдут по воде над прекрасной шальной головой. Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие. Прорвётся к перу то, что долго рубить и рубить топорам. Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия. К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам. Поэты идут до конца. И не смейте кричать им – Не надо! Ведь Бог… Он не врёт, разбивая свои зеркала. И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада Глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола. Шатаясь от слёз и от счастья смеясь под сурдинку, Свой вечный допрос они снова выводят к кольцу. В быту тяжелы. Но однако легки на поминках. Вот тогда и поймём, что цветы им, конечно, к лицу. Не верьте концу. Но не ждите иного расклада. А что там было в пути? Метры, рубли… Неважно, когда семь кругов беспокойного лада Позволят идти, наконец, не касаясь земли. Ну вот, ты – поэт… Еле-еле душа в чёрном теле. Ты принял обет сделать выбор, ломая печать. Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели. Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать. Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату. Поэта не взять всё одно ни тюрьмой, ни сумой. Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада Поэты идут. И уходят от нас на восьмой. (c) Александр Башлачёв
Sandello: По своему обыкновению начал читать тему с первой страницы... И не могу ж не выставиться со своей грамотностью, мать её! - а тем более, объект такой привычный - Grey. :) Так вот, Свин, «кАмланье» оно а не «кОм...»!!! :)
Grey: А мне пофиг, я первую половину копировал-вставлял! :о))) А откуда - не скажу! :о)))) А из ассоциаций: I [Прощание] Надоела суета Пустословия, Вышел к берегу реки У верховия, Лег в траву, как на погост, Вверх уставился, И, дождавшись первых звезд, Преставился. Пусть Иные времена - Я устал, И в занозах вся спина От креста. И друзья ко мне пришли, попрощалися, В лодку старую снесли, расстаралися, Клали мне под голова Шапку новую, В руки сунули свечу Двухрублевую, На глаза по медяку, Чтоб не вскакивал, Кто-то людку оттолкнул, все покрякивал. Плыл я мимо городов Белокаменных, Мимо снов, игрой в любовь Надурманенных, Дальше воды у реки Кровью красились - То в усобице полки Мордоквасились. Мне-то что до этих дел Перекрученных? Я плыву, и мой предел - Борт с уключиной. Плыл я мимо всяких стран, Где не голодно, Выплыл в море-океан, Стало холодно. Окружили меня льды Караулами, Оградив от суеты Злыми скулами. Здесь небесные крыла К краю сходятся, Здесь весь год ночная мгла Не расходится. Только звездочка свечи Мглу царапает, В пальцы желтые мои Воском капает. 1989 г. Сергей Калугин
Кит: На этой земле хорошо молчать Счастливым: кто хочет знать О них? Но страждущих рать Должна во весь голос кричать: Я слеп, или: слепну, или: Все обо мне забыли, Или: вот мой ребенок болен, Или: мой дух надломлен. Но и крика бывает мало: если Все мимо них идут, Словно мимо вещей, то они поют. И это хорошие песни. Правда, люди предпочитают хор Кастратов или же разговор. Но сам Бог, не внемлющий лести, На них останавливает свой взор. Рильке снова...
Ольга Афраймович: Едет путник по темной дороге, не торопится, едет и едет. - Спрашивай, конь, меня что хочешь, все спроси - я все тебе отвечу. Люди меня слушать не будут, Бог и без рассказов знает. Странное, странное дело, почему огонь горит на свете, почему мы полночи боимся и бывает ли кто счастливым? Я скажу, а ты не поверишь, как люблю я ночь и дорогу, как люблю я, что меня прогнали, и что завтра опять прогонят. Подойди, милосердное время, выпей моей юности похмелье, вытяни молодости жало из недавней горячей ранки - и я буду умней, чем другие! Конь не говорит, а отвечает, тянется долгая дорога. И никто не бывает счастливым. Но несчастных тоже немного. Ольга Седакова
Marstem: Для тебя. Только для тебя, мой ангел, искушающий меня жить. Стряхни пепел былого, обнажив огонь настоящего, вознеси свою душу сизым дымком и развейся среди звёзд. Я буду твоим ветром. ОНА будет луной, к которой устремятся танцующие струйки твоей души. Вместе мы выключим свет и ляжем на влажную землю, чтобы почувствовать, как сквозь нас пробивается всепоглощающая жизнь. Открой глаза и подумай – ты ослеп или снаружи ночь? Время уходить ушло. Постучим в эти двери, но уже с другой стороны. (c) Zella
Marstem: А никто не хочет кофе?
Ольга Афраймович: Кофе... ммм... неплохо бы чашечку, настоящего, в турке сваренного... с пенкой... Великой нежностью апрель обременяет— Не по утрам, когда он хладно чист, А днем, когда на бирюзу меняет Суровых дней лиловый аметист. И стеганку расстегиваю с горла, Откуда шелест первой пары крыл И водоплеск. И, булькая, поперло Все то, что лед на четверть года скрыл. Какое жженье в солнечном сплетенье, Где, изгоняя облак табака, Танцует куст египетской сирени, Сырой, как замша на носу щенка? Сообрази, дежурный доктор Горин, Такую смесь лекарственных корней, Чтоб каждый вдох и выдох не был болен Сиреневым удушьем этих дней. Иначе нежность, как воловья жила, В меня войдет, как в масло или в мыло, На ветер пустит нечто или душу, Меня опустит в море или в сушу. Юнна Мориц
Grey: Автору сонета, начинающегося словами: «Мой стих печален» Хотя сонет твой, без сомненья, Скорей печален, чем умен, Но разве слезы сожаленья У нас способен вызвать он? Мое сочувствие сильнее К себе другой бедняк влечет, Чья скорбь горит еще больнее: Кто на беду твой стих прочтет. О, этот стих без чар едва ли Возможно вновь перечитать. В нем больше смеха, чем печали, Ума же вовсе не сыскать. Коль хочешь ты, чтоб нам страданье Заледенило в жилах кровь, То дай скорее обещанье Свои стихи прочесть нам вновь. 8 марта 1807 Джордж Ноэл Гордон Байрон (с) Автору сонета, начинающегося словами: «Мой стих печален». Перевод С. Ильина
Кит: Дураки мудрецом почитают меня, Видит Бог: я не тот, кем считают меня. О себе и о мире я знаю не больше, Тех глупцов, что усердно читают меня. Хайям.
Ольга Афраймович: От жажды умираю над ручьем. Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя. Куда бы ни пошел, везде мой дом, Чужбина мне - страна моя родная. Я знаю все, я ничего не знаю. Мне из людей всего понятней тот, Кто лебедицу вороном зовет. Я сомневаюсь в явном, верю чуду. Нагой, как червь, пышней я всех господ. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Я скуп и расточителен во всем. Я жду и ничего не ожидаю. Я нищ, и я кичусь своим добром. Трещит мороз - я вижу розы мая. Долина слез мне радостнее рая. Зажгут костер - и дрожь меня берет, Мне сердце отогреет только лед. Запомню шутку я и вдруг забуду, Кому презренье, а кому почет. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Не вижу я, кто бродит под окном, Но звезды в небе ясно различаю. Я ночью бодр, а сплю я только днем. Я по земле с опаскою ступаю, Не вехам, а туману доверяю. Глухой меня услышит и поймет. Я знаю, что полыни горше мед. Но как понять, где правда, где причуда? А сколько истин? Потерял им счет. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Не знаю, что длиннее - час иль год, Ручей иль море переходят вброд? Из рая я уйду, в аду побуду. Отчаянье мне веру придает. Я всеми принят, изгнан отовсюду. Франсуа Вийон
Кит: Я различил в движенье постоянство: Так в древний путь вливаются следы, Так странствуют взыскующие Царства Дорогами священной простоты. Теперь я вижу только то, что вижу, Я знаю только то, что знал всегда - Реки не остановят невода, Утерян смысл понятий «дальше», «ближе»... Я повторяю, говоря иное, Я двигаюсь как остаюсь в покое, Забыта цель и потому права. Я тот, кто отвечает на вопросы, Моя рука спокойно держит посох, Мой голос тих - я отыскал слова. Калугин, конечно...
Ольга Афраймович: Нет, это не свет был, нет, это не свет, не то, что я помню и думаю помнить. Я верю, что там, где меня уже нет, я сам себя встречу, как чудный совет, который уже не хочу не исполнить. Я чувствую сна допотопную связь со всеми, кто был и не выполнил дела. Я сам исчезаю, и сам я из вас. Я слушаю долгий и связный рассказ и огромном раю глубочайшего тела. Как в доме, который однажды открыт, где, кажется, все исчезает навеки - не кто-то читает, и лампа горит, и в будущем времени свет говорит, и это ласкает закрытые веки. О как хорошо тебе в сердце моем, как нет тебя в нем, как я помню и знаю твой голос, живущий, как рухнувший дом, и ветер, и ветер, гудящий о нем, твоих коридоров гора ледяная. Я думаю, учит болезнь, как никто, ложиться на санки, летящие мимо, в железную волю, в ее решето, и дважды и трижды исчезнуть за то, что сердце, как золото, неисчислимо. Горячей рукой моей жребий согрет - пустейшая вещь и всегда пропадала - но вот ее вынут и смотрят на свет, и видят: любить тебя, где тебя нет, - вот это удача, каких не бывало. Ольга Седакова
Кит: Переживи всех. Переживи вновь, словно они -- снег, пляшущий снег снов. Переживи углы. Переживи углом. Перевяжи узлы между добром и злом. Но переживи миг. И переживи век. Переживи крик. Переживи смех. Переживи стих. Переживи всех. Бродский
Ольга Афраймович: Отравлен хлеб, и воздух выпит: Как трудно раны врачевать! Иосиф, проданный в Египет, Не мог сильнее тосковать. Под звездным небом бедуины, Закрыв глаза и на коне, Слагают вольные былины О смутно пережитом дне. Немного нужно для наитий: Кто потерял в песке колчан, Кто выменял коня,- событий Рассеивается туман. И, если подлинно поется И полной грудью, наконец, Все исчезает - остается Пространство, звезды и певец! Осип Мандельштам
Кит: Знают, наверное, все... Но вот, навеяло... Одно из любимых, опять же... Пилигримы «Мои мечты и чувства в сотый раз Идут к тебе дорогой пилигримов» В. Шекспир Мимо ристалищ, капищ, мимо храмов и баров, мимо шикарных кладбищ, мимо больших базаров, мира и горя мимо, мимо Мекки и Рима, синим солнцем палимы, идут по земле пилигримы. Увечны они, горбаты, голодны, полуодеты, глаза их полны заката, сердца их полны рассвета. За ними поют пустыни, вспыхивают зарницы, звезды горят над ними, и хрипло кричат им птицы: что мир останется прежним, да, останется прежним, ослепительно снежным, и сомнительно нежным, мир останется лживым, мир останется вечным, может быть, постижимым, но все-таки бесконечным. И, значит, не будет толка от веры в себя да в Бога. ...И, значит, остались только иллюзия и дорога. И быть над землей закатам, и быть над землей рассветам. Удобрить ее солдатам. Одобрить ее поэтам. Бродский...
Koshka: Кварта лимериков Литератор, живущий в Сарапуле, Заявил, что его оцарапали, - Не гвоздём, не ножом, А большим тиражом Той фигни, что коллеги состряпали! Литератор, живущий в Васильеве, Заявил, что подвергся насилию, - Мол, свирепый маньяк Под лимон и коньяк Извращённый рассказ голосил ему! Литератор, живущий в Женьшеньево, Заявил, что пал жертвой мошенников, - В их рекламе роман Про любовь и обман Назван «сагой о кровосмешении»! Литератор, живущий в Америке, Прочитавший все эти лимерики, Возбудился, как зверь, Эмигрировал в Тверь... Что, коллега? И вы мне не верите? Г.Л.Олди
Koshka: Ничего, что я чуток побарагозила?.. Я исправлюсь...
Grey: Ух, как вы тут серьезно-то.... Пока меня не было! :о))))
полная версия страницы